- Так Вы ничего об этом не слышали? – удивлённо спросила меня пожилая женщина, с которой мы разговорились на автобусной остановке возле одного из посёлков области. – У нас эту историю каждый сельчанин знает…
     Когда ж он мне в первый раз на глаза попался? Дай Бог памяти… Где-то в начале сентября. Я как раз из города от племяшки воротилась: ей тогда тридцать стукнуло, отмечали… Гляжу, белый пёс с тёмно-коричневым ошейником по остановке взад-вперёд бегает. Повизгивает, глаза блестят… Только двери автобуса открылись, он к пассажирам! Обнюхал прямо каждого. Кто шугал пса, кто ему подмигивал…
     “Видать, потерялся”, - подумала я тогда. Да что тут поделаешь: бродячих много бегает, не в диковинку…
     В следующую субботу я в город на базар поехала, яблоки продавать: у нас их той осенью уродилась тьма. Вижу, опять этот беляк на остановке сидит… И, как в прошлый раз, только автобус подъедет, он – шасть к дверям! Хвостиком завиляет, и давай пассажиров обнюхивать. Одного, другого, третьего… А как все разойдутся и автобус тронется дальше, пёс отойдёт в сторонку, к кустику, да усядется возле него. Другой, стало быть, автобус поджидать…
     Я его и в следующую субботу видела, и ещё через неделю, и даже в будни. Всё на том же месте. С такими же блестящими глазами и виляющим хвостиком…
     Как-то один мужик стал его палкой гнать. “Всё кругом, - говорит, - изгадил”. И подошву мне от сапога показывает, с налипшим дерьмом… Пёс к оврагу отбежал… А когда мужик пошёл в сторону посёлка, он – тут как тут: уселся и опять стал на дорогу смотреть, уши торчком – большие такие… Мужик назад, орёт на кобеля, палку опять схватил. Тот снова к оврагу… После видит, мужик убрался, и опять – шасть к остановке. Хитрю-ющий, бестия!
     На Рождество Богородицы я к свахе поехала. Когда в город автобус ждала, пёсика не было... А назад еду – он тут как тут. Правда, уже и шёрстка испачкалась, и глаза не так сверкают. Да и прыти поубавилось: к автобусу теперь не подскакивает, а идёт шагом. Людей уже всех обнюхать не успевает. Погрустнел, хвостиком вилять перестал. Сжалилась я над ним, кусок от батона отломила и сую ему под нос. Но он только башку воротит. И отъезжающий автобус взглядом провожает…
     Гляжу, возле кустика, где он обычно сидит, груда косточек лежит: кто-то бедолагу стал подкармливать. Я ему хлебца в эти кости и бросила.
     А в следующий выходной там уже пластмассовая миска стояла с похлёбкой… Правда, я однажды видела, как тот мужик – ну, который собаку палкой гонял – эту миску сапогом поддал. Прямо с супом… Но к четвергу в миску опять кто-то налил бульона, да ещё куриную ножку туда положил…
     В начале октября дожди полили – как из ведра. Почитай, неделю без просыху. Псину я в те выходные мельком увидела: сидит у кустика весь мокрый, уши обвисли, от холода трясётся… А на буднях кто-то на куст железный лист положил. Видно, для собаки. Я её как-то в дождик под ним увидела: значит, сообразила, лопоухая…
     Сообразить-то сообразила, да всё-таки дожди взяли своё: пёс чихать стал; лежит, не вставая, и ничего из миски не ест. А когда автобус подъедет, собака вскочет, носом в сторону пассажиров поведёт… и опять уляжется, голову на лапы положит и в землю смотрит…
     Вот тогда я и познакомилась с теми людьми. И ведь столько годков с иными жила поблизости друг от друга, а поговорить пришлось только в тот раз, на остановке. Получается, пёсик нас свёл… Так вот, гляжу: возле собаки молодой мужчина стоит (рядом его машина была, Алексей – человек не бедный, менеджер в какой-то фирме). Подошла я к нему и завела разговор… Ему про эту собаку соседка говорила (она тоже частенько на рынок моталась, и пса этого каждый раз на остановке видела). Алексей сначала ухмылялся… после начал призадумываться… а теперь вот решил на него взглянуть.
     Минуты через две недалеко от нас самосвал остановился, и из него вышел мужик – крепкий, коренастый. Звали его Семёном, работал он водителем на стройке.
     - Он ещё в прошлую среду заболел, - говорит, кивая на пёсика, - у меня сноха в ветеринарке работает, я с ней договорился: завтра привезу её, она этого кобелька посмотрит… Я, когда мимо еду, ему костей оставляю. Теперь, думаю, не по зубам они ему будут, надо мясных обрезков на рынке купить. 
     Ну, я и вызвалась в этом Семёну пособить: уж кто-кто, а я-то знаю, где можно этих обрезков подешевле достать и помясистее. Я их своему Барсику беру.
     - Он что-то совсем ничего не ест - сказал Алексей.
     - Откуда он тут взялся? – спросил Семён.
     И как раз Марина подошла, наша односельчанка, деваха двадцати шести годков. С битоном. Оказалось, это она собаке бульон варила.
     У Марины этой недавно с мужем, Сергеем, разлад вышел. Он – скульптор. Маринка сказывала, целыми днями у себя в мастерской торчал, да ещё запирался, а по хозяйству ничего не делал. Ну, скандалы пошли, нервы-то у обоих не железные…  Короче, уехал он от неё в город, к матери. Да Маринка затосковала по мужу, принялась иногда к нему наведываться. Только он и в городе тоже весь в этом…как он говорит… творческом поиске. Никакого внимания жене не уделяет…
     Так вот, Марина и сказала нам в тот день, что, оказывается, её подруга в августе-месяце видела, как из автобуса вышел мужик. Лет пятидесяти, коротышка, с рассечённым правым ухом. Грязный, обросший, пьянющий. И с этим псом на поводке. Быстро его отцепил, шуганул, а сам в тот же автобус – шасть! И укатил…
     - Ясно, лишний рот, на “пузыри” деньги отнимает, - промолвил тогда Семён.
     А Алексей мотнул головой и говорит:
     - Я недавно из Германии приехал, так у немцев даже в маленьких городишках для них, - кивнул на пса, - приюты есть, а у нас…что за страна!
     В общем, делать было нечего, мы записали друг у дружки номера телефонов и разошлись…
     Семёнова сноха, как я после узнала, наведывалась к собаке четыре раза. Делала ей уколы, а Семён приносил лопоухому чего поесть. Пёс оклемался. Но уже был не такой, как прежде. Глаза почти потухли; к автобусу он уже брёл лениво, с полуопущенной головой и поджатым хвостом.
     А однажды он захромал на левую переднюю лапу. Видать, палкой или камнем кто-то зашиб. Уж не тот ли неугомонный мужик, что его в сентябре от остановки отгонял? А может, пацаны? Я их возле пса как-то видела. Не знаю, напрасно говорить не буду…
     После навес железный утащили. И не мудрено: сейчас металл дуром прут, даже провода срезают…
     А в миске кто-то дырочку проделал, почти на самом дне. Очень аккуратная дырочка, сама образоваться не могла, кто-то нарочно сделал. Гвоздиком или шилом. Марина в первый раз её не заметила, налила в миску супу, а он через минуту и вытек весь… Пришлось в другой раз новую посудину приносить…
     К ноябрю шерсть у пса наполовину слезла, клоками начала свисать; по морде и по бокам болячки пошли…
     Позвонил мне как-то Алексей.
     - Я, - говорит, - долго думал и решил взять его себе. У меня хоть и свой пёс имеется, ну да ничего, как-нибудь их подружу. Не могу больше на этого бедолагу смотреть, сердце кровью обливается. Думал, рано или поздно он отсюда уйдёт. Тогда, как говорится, с глаз долой – из сердца вон. А он будто прирос к этому месту. Зимой-то наверняка околеет…       
     И попросил меня пособить на всякий случай.
     Купил ремешок, намордник на первое время, шампунь собачью – всё, что надо.
     Только незадача вышла. Как только прицепил он ремешок псу и потянул его за собой, тот как зарычит, залает – откуда только силы взялись, ведь доходягой стал.
     Алексей и приказным голосом, и лаской пробовал его взять – ни в какую. Не идёт за ним собака – и всё тут.
     Присел он возле пса, осторожно погладил его по голове и говорит:
     - Глупыш, скоро будут холода, ты замёрзнешь. А у меня и камин дома, и свинины с курятиной – сколько хочешь... Пойми, твой хозяин за тобой никогда не придёт. Он тебя бросил, насовсем. Он плохой человек, пьяница. Зачем тебе такой нужен?
     И представьте себе, проскулил ему что-то в ответ пёс. И улёгся.
     Потянул его опять за собой Алексей; но тот упёрся, как бык, даже на лапы не встал.
     Постояли мы возле него, повздыхали… Затем Алексей отцепил ремешок, ещё раз погладил пса по макушке, чтоб тот успокоился; и мы с Лёшей в посёлок пошли. Как говорится, не солоно хлебавши…
     Когда пришли холода, суп в миске стал замерзать. И если пёс его сразу не съедал, то оставался голодным. К тому же Марина теперь приезжала в посёлок редко: она вроде бы помирилась со своим мужем и теперь большую часть времени жила у него в городе.
     Я иногда варила собаке лапшу, но и она на морозе становилась как камень...
     А в двадцатых числах так завьюжило, что куст, где обычно лежал пёс, замело. Так что он теперь и дневал, и ночевал прямо на снегу. Шерсти на нём осталось мало; и снег, падая на полуголое тело пса, почти сразу таял. Оттого собака постоянно была мокрой… А после ночного мороза на морде и на животе у пса были видны сосульки.   
     Так мне стало жалко бедолагу!
     Как-то его увлекли запахом макарон с тушёнкой работники пищеблока нашей поселковой больницы. Пёс принюхался в их сторону… а затем медленно, опять хромая на ту же лапу, поплёлся за ними… “Господи, - я прямо взмолилась, увидев это, - хоть бы его при больнице приютили…”
     Уж не знаю, накормили собаку женщины или нет, только не было пса на остановке, почитай, трое суток. Я уж было обрадовалась… А в субботу он опять там появился. Приплёлся, бабы сказывали, почти шатаясь. Улёгся возле своего кустика, наполовину занесённого снегом, положил на передние лапы голову и закрыл глаза… Так и пролежал не шелохнувшись до самого автобуса. А когда тот подъехал, он поднял голову, принюхался…  и вдруг вскочил на лапы, взвизгнув, как прежде, когда был ещё в силе. Завилял хвостом, бросился, хромая, к дверям, проковылял метра три… И застыл, провожая одного из пассажиров взглядом… Видать, обознался... Опустил голову, воротился назад к своему кустику, понюхал заиндевевшую миску и опять улёгся головой к остановке – он никогда не лежал головой в другую сторону…         
     На следующий день я принесла ему колбасы.
     - Поешь, дурашка, - говорю.
     Поднял он голову, посмотрел на меня как-то странно… и опять положил её на лапы. От прежнего сияющего взгляда ничего не осталось.
     Положила я еду около его носа и пошла домой.
     Вечером звонит мне Алексей.
     - Тётя Клава, - говорит, - синоптики обещают с завтрашнего дня морозы, ветер сильный, северный… Я сейчас созвонился с Семёном. И вот что мы решили. Его сноха – она ветеринар, помните?..
     - Да-да! – кричу ему. – Помню! – А у самой сердце часто-часто заколотилось: “Только бы, - думаю, - помогли чем-нибудь лопоухому…”
     - … так вот: она сделает собаке укол снотворного, и мы перевезём её на машине в мой коттедж. Я её там пока подержу взаперти, чтоб не убежала, и попробую войти к ней в доверие. А дальше видно будет… В любом случае оставлять её на улице уже нельзя.
     - Когда, - спрашиваю, - будете перевозить? Я обязательно приду, пособлю…
     - Я хотел завтра после обеда; но сейчас мне позвонила сестра из Иванова: завтра она с мужем приезжает с ночёвкой, никак с псом не получится… А во вторник утром я их провожу – и сразу к собаке, прямо с вокзала. Выходит, где-то к десяти утра буду на месте. Семён и Марина уже в курсе… Тётя Клава, у Вас не найдётся каких-нибудь тёплых вещей? Ну, там старые шубы, пальто… А то у меня собаке даже постелить нечего…
     Я после этого разговора была на седьмом небе от счастья. Ведь как всё хорошо повернулось!
     А ещё я подумала: я-то как до этого жила: всё на базар ездила да прибыток считала, а тут в заботу ударилась. Хоть о собаке бродячей, вроде бы – тьфу на неё, а вот видишь, до переживаний дошло…
     На следующий день я с утра – к Алексею. Принесла ему шубу, как он и просил.
     А вечером супу сготовила - жирного, наваристого, с кусочками говядины. Не пожалела для пса.
     Иду к нему и думаю: не будет есть, так в рот ему силой волью. А главное, хотела его погладить, утешить, ведь зимовать ему на морозе осталось одну ночку. И хватит, скажу ему, дурью маяться. Ишь, присосался к своему кусту, прямо экскаватором не оттащишь!..
     Я даже не помню, сколько тогда простояла возле лопоухого без движения. С термосом в руках. То ли десять минут, то ли полчаса. Перед глазами всё плыло, будто кто поленом по голове съездил.
     Он уже возле своего куста вытянутый лежал. На правом боку, головой к остановке. А глаза так и не закрылись…
     Во вторник, как и планировали, мы все встретились. Только уже по другому поводу.
     Отнесли пса в овражек. Выбрали местечко, где меньше всего было снега; и Алексей, Семён и Сергей, муж Марины, стали ломиком по очереди долбить землю… Выдохлись до ужаса… Через час ямка была готова.
     Алексей опустил туда собаку, и мы засыпали могилку землёй. А после припорошили её снегом, чтоб какие-нибудь озорники не узнали и не разрыли…
     Постояли молча… Затем поднялись к остановке и стали прощаться.
     - Жаль, что ты мне про этого пса раньше не сказала, - обратился Сергей к жене. – Может, я что-нибудь для него бы сделал…
     - Зато я родню встретил, - смахивая слезу со щеки, сказал Алексей.
     - Ты здесь ни при чём, - отозвался Семён. – Тут другой тип ответить должен… У меня двоюродный брат в ментовке работает, попробую я через него отыскать этого…хозяина… всё ж приметы есть… Найду – двину ему раз в его пьяную морду…
     - Не ищи на свою задницу приключений, - сказал Алексей, - нажалуется – получишь срок.
     - Тогда хоть в глаза ему посмотрю…- вздохнул Семён…
     С тем и разошлись…
     С той поры иногда перезваниваемся друг с другом, спрашиваем, как здоровье, дела… И на этом разговор заканчивается. А о чём ещё говорить? Кроме того беляка, нас больше ничто не связывало…
     А эта псина здесь с января стоит. Вылитый лопоухий. Это Сергей сделал, Маринин муж. Из гипса. Теперь на неё, как тогда на нашего беляка, падают снежинки. Только уже не тают. 
     Гляди. Этот пёс так же, как когда-то лопоухий, пристально всматривается в пассажиров, выходящих из автобуса. Мол, не идёт ли за мной мой хозяин? Не забыл ли он меня? Ведь я так скучаю по нему, по его ласковым рукам, которые помню ещё с тех пор, когда был маленьким щенком. С того времени, как мне хотелось уткнуться в них своей мордочкой и благодарно лизать… Где же ты, мой сердечный друг? Никогда я тебя не забуду…
     Вишь, в слезу вогнал…
     Скульптуру эту одно время хотели убрать. Кто-то властям накляузничал – мол, незаконное сооружение на остановке объявилось. Да сельчане вступились. Ещё и в газету написали. Даже корреспондент приезжал, обо всей этой истории меня подробно расспрашивал… А когда в нашей районке статья про лопоухого появилась, оставили памятник в покое.
     Да ещё после этого кто-то, сами видите, гвоздички у лап собаки положил. И ведь не спёр никто. Так с тех пор здесь и лежат…