(рассказ основан на реальном событии)

     - Тимофеич, - лохматый толкнул в бок своего собутыльника, толстого мужчину, который обсасывал воблу.
     - Ну, - отозвался тот.
     - Смотри, кто к нам пожаловал, - лохмач кивнул на облезлого пса, стоявшего недалеко от их столика.
     - Т-тебе чё надо, рожа? – еле выговорил толстый, обращаясь к животному.
     Собака смотрела на людей, шевеля ноздрями. И вдруг тихонько гавкнула.
     - Спеть нам хочешь?.. Так я и сам умею… - И он заскулил, вертя головой вправо и влево.
     Лохматый прыснул со смеху… Затем сделал серьёзное лицо:
     - Слушай, она явно желает с нами выпить…
     - Третьим будешь? – глянул на пса толстый.
     Он полил из бутылки на горбушку и бросил её собаке. Та, хромая на одну лапу, подошла к угощению, обнюхала его и посмотрела на мужчин.
     - Брезгует… - лохматый сжал челюсти.
     - Ты, лопоухая, в натуре… нас не уважаешь?.. Или водяра не по душе? “Белого аиста” не держим.
     - Голубая кровь, мать её… Слушай, - лохматый обратился к другу. – Щас я такую штуку сбацаю… душу отведём.
     Он выбрал из бельевых верёвок самую тонкую, срезал её ножом, привязал к её концу кусок сала и бросил его псу. Тот с жадностью, почти не жуя, его проглотил.
     - Ну и чё? – не понял толстяк.
     - Погодь, - тихо проговорил лохматый, - дай ему в нутро пролезть…
     А минуты через две сказал:
     - Теперь смотри…
     И он принялся медленно тянуть за верёвку...
     Собака насторожилась… затем опустила морду к земле и начала судорожно взвизгивать, время от времени открывая пасть.
     Мужики заулыбались.
     А когда у пса начались приступы рвоты и в конце концов собака выплюнула сало, они громко захохотали…
     - Здорово! - толстяк хлопнул друга по плечу.
     - Слопала? – пошатываясь, глядел на пса лохматый. – Я ещё не то могу, - он обратился к собутыльнику, - мы пацанами такое сочиняли!.. Эх, где мои молодые годы!.. Давай на посошок.
     - Ага, - тот разлил остатки водки в оба стакана. Чокнувшись, они выпили, закусили кусочками ветчины и говяжьей тушёнкой.
     - Слушай, - после некоторого молчания сказал толстяк, - айда к Зинке.
     Лохматый, закурив, махнул рукой:
     - После вчерашнего? Когда ты из неё чуть котлету не сделал? Ради паршивого червонца? Не, она не даст…
     - Уговорю, падла буду…
     - И вообще, на фига тебе Зинка, когда у этой суки, - он кивнул на собаку, - целых восемь сисек!  – Он закатился в смехе. По его подбородку потекла тушёнка со слюной.
     - Пошёл знаешь куда!.. А её… Щас я тоже кое-что изображу, не один ты умник…
     Он взял кусок ветчины, забрался на стол и стал подманивать пса:
     - Цуцик… на… возьми…
     Собака недоверчиво, с опаской подошла к столу и принюхалась.
     Толстяк расстегнул ширинку и обмочил пса прямо в морду.
     Лохматый от хохота свалился со скамейки, а толстый крикнул вослед хромающей собаке:
     - Что, хлебнула с нами?!. С-скотина!
     И швырнул в неё пустой бутылкой…

     … Альма с трудом пролезла под бетонную плиту и очутилась в небольшой “теплушке”, в которой зимой обычно спали бомжи.
     Ещё раз тряхнула сырой мордой и лизнула опухшую подушечку лапы, в которой торчала заноза.
     Огляделась. Два щенка лежали в углу в куче тряпья; по ним уже ползали жирные чёрные мухи. Третий, по бокам которого выступили рёбра, еле-еле поднялся на тоненьких лапках и подошёл к Альме. Та растянулась на битых кирпичах, и кутёнок припал к её животу… Однако вскоре принялся поскуливать, вопросительно глядя на свою мамку.
     Та встала и несколько раз лизнула его в мордочку. Затем виновато опустила перед ним голову. Потому что давно ощутила, что в её сосках не осталось молока. Иначе и быть не могло, ведь она  вторую неделю ничего не ела. Из-за сильной боли в лапе Альма не могла, как раньше, доходить до мусорных контейнеров, в которых находила немного пищи. Более того, она чувствовала, что скоро у неё не получится даже выползти из своего убежища. Что тогда станет с её последним малышом, самым любимым, ещё недавно пухленьким и весёлым?
     Не в силах вынести его страдальческого взгляда, Альма подняла голову и впервые в своей жизни протяжно взвыла…