С Праздником!!!!!!!! ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!!!!!!!!!

Только что приехали от деда
Он прошел всю войну
В этом году ему исполнится 100
Всех помнит, всем всегда рад
Но в этом году ослабел заметно

Мы помним, мы гордимся, благодаря им мы живем в мире

Их осталось так мало...Им нужно так немного ...Внимания,любви,заботы...им,нашим дорогим ветеранам!!!
Очень страшно,что сейчас творится на Украине...в Одессе.Не за это погибали наши деды!
Пусть это все закончится,мирного неба над головами!!!

Неделю назад в Матрице услышала комментарий от кассирши: "Лучше бы Германия нас победила, чище бы на улицах было"... Я обернулась и сказала, что если бы в той войне победила  Германия, то "Вас бы не было! Германия не планировала присоединить Россию, она планировала ее уничтожить". Кассирша смутилась...
И в общем-то цитата:
Задолго до нападения на СССР нацистские лидеры «третьего рейха» сформулировали главную цель и определили характер войны против Страны Советов – война на уничтожение. Исходя из идеи экспансии на Восток, А.Гитлер обосновал в своей работе «Mein Kampf» («Моя борьба») идею расширения «жизненного пространства» германской нации за счет присоединения восточных территорий. Он отказывал славянским народам в способности создавать собственные государства. Главным идеологическим врагом немецких национал-социалистов являлся «советский еврейско-большевистский режим». Согласно нацистской доктрине, захваченные территории СССР подлежали германской колонизации и германизации. В соответствии со специально разработанным еще в 1940 г. планом «Ост», предусматривалось на протяжении 30 лет принудительно выселить 2/3 населения за Урал, в том числе 75 % белорусов. Примерно 10 – 15 % подлежали онемечиванию. Остальную часть населения планировали уничтожить или превратить в дешевую рабочую силу для нацистской Германии. «Для нас, немцев, - подчеркивалось в заключительной части плана «Ост», - важно ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не был больше в состоянии препятствовать нам устанавливать немецкое господство в Европе». Для реализации этого плана в рейхе было создано специальное министерство по вопросам восточных территорий во главе с А. Розенбергом.

Несколько лет назад я читала обнародованные комментарии к проекту этого документа.Никак не могу его найти.  Там все очень жестко: регламент на размножение, регламент на поведение, регламент на внешний вид. БОльшая часть населения - к уничтожению (преимущественно с уровнем умственного развития выше среднего), остальных - на размножение (для дешевой рабочей силы)

Ветераны не просто победили, они РЕАЛЬНО нам дали жизнь....

К дню Великой Победы!

Противотанковая собака или история одной дворняги

Из 70 тысяч собак, мобилизованных в Красную армию в годы Великой Отечественной,
48 тысяч были обыкновенными дворнягами. Некоторым из них досталась доля противотанковых псов.

Существовало 13 батальонов истребителей танков, на счету которых около 300 единиц уничтоженной вражеской бронетехники, в том числе 63 танка – под Сталинградом. Последнее применение этих подразделений пришлось на Курскую битву. Но готовить собак по этой программе продолжали до 1996 года.

Собаки подрывники: рассказ дворняги

Я дворняга. Никаких породистых предков. Обычный дворовый пес. Бегал во дворе с хозяйскими детьми, да ночью дом сторожил. Только однажды обычная жизнь закончилась. Люди собрались толпой у громкоговорителя и оттуда сказали то слово, которое теперь все часто повторяют: «война». На следующий день хозяин собрал мешок, с которым на рыбалку ходил, и ушел.

А через месяц пришла почтальонша, но на нее даже лаять не хотелось: какая-то виноватая будто. Она в дом зашла и оттуда плач хозяйки раздался, тихий, горький, аж сердце замерло. А вскоре люди стали говорить еще одно слово: «немцы». Хозяйка положила узел с вещами в тачку, на узел младшего посадила, ему на руки – кошку, а старший за подол держится.

«Пойдем, Шарик, – говорит, – уходить надо». Я не пойму: а дом как же? Кто охранять будет? А она снова зовет. И мы пошли. Два дня шли. Вокруг такие же, как мы, – с узлами, детьми, коровами, кошками… А навстречу, тонкой цепочкой, мужики в одинаковой одежде и с оружием, пыльные, усталые и какие-то безысходные. Утром на третий день вдруг закричали: «Немцы! Воздух!», потом рев моторов сверху, выстрелы часто-часто и грохот.

Меня вдруг что-то подбросило, ударило, забылся я. Когда опамятовал – там, где мы шли, – большая яма. Наша тачка разломана, вещи разбросаны, а хозяев нет нигде. И запах такой кислый - горло першит. Я потом узнал, что так тол пахнет. С год где-то я бродяжничал. В основном на станциях. Там солдаты, они добрые. Сами не сыты, но хлебом банку от тушенки вытрут и мне дадут.

А банка та на четверых, хотя мне ее – на раз съесть. Иногда в поезд брали. Я даже запутался, где я теперь. На какой-то станции меня солдат и подобрал, от него еще собаками пахло. Надел мне ошейник, посадил в грузовик и привез в часть.
Старший посмотрел и сказал, что я крупный, годен. Там много собак было, все как я, дворняги.

Вскоре люди приехали. Совсем молоденькие, мальчишки еще, но уже солдаты. Старший на строй посмотрел и с такой тоской, будто жжет его изнутри, сказал:
«Поздравляю, товарищи красноармейцы, с прибытием в саперную мясорубку, так нас пехота зовет.
Породистых уже угробили, будем дворняг гробить. Вот ваши смертники, в вольерах».

Мне новый хозяин достался. Рыжий такой, лицо все в веснушках. Пацан пацаном, но собак понимал. И начали нас готовить. Всей-то подготовки – дня два не кормить, а потом миску с едой под танк поставить. Жрать захочешь – полезешь. Страшно до жути, но лезли. Потом на спину стали что-то крепить, вроде седла лошадиного. Тяжелое... Хозяин сказал: 12 килограммов. И снова миску под танк. Потом под танк с заведенным мотором.

Потом стрелять во время кормежки стали и что-то бросать, что взрывалось. Привыкли мы, лезем под танк и лопаем. Даже под едущий танк лезем. Привязался я к новому хозяину, хвостом за ним ходил. А он с командиром поговорил, и стали нас, нескольких, кто смекалистее, чаще и дольше других тренировать. Ползать учили, от ямки к ямке перебегать, пока к танку бежим.

Не знаю, зачем. Хозяин просил, значит – надо. Он так радовался, когда я прятаться научился!
А мне счастье его порадовать. И мертвым прикидываться он меня учил, и к танку не прямо бежать. Потом нам, кого больше учили, другие вьюки дали. Сказали, что старого образца, их еще до войны придумали, оказывается. Там надо было такую штуку зубами дернуть, у самого танка, и вьюк спадал со спины.
И сразу нужно убегать, быстро-быстро, в яму куда-нибудь или лечь подальше. Я уже не за еду старался, мне нравилось, что хозяин улыбается. И командир хоть иногда улыбался, говорил: «Может, хоть кто-то уцелеет». Потом все мы, с хозяевами, в поезде ехали. Дальше на машинах. Затем шли куда-то, где взрывы слышались. Мы последними с хозяином шли.

Командир остановился, будто колонну осматривает, пропустил всех, повернулся к церкви, что из-за холма виднелась, и крестится.
Слышу, говорит тихо, но горячо: «Господи, их-то за что, тварей безгрешных? Ну, сделай, чтоб это в последний раз, не могу я им больше в глаза смотреть!» Ночь в окопах сидели.

Мы с хозяином под его шинелью свернулись, прижались, и он мне в ухо шептал: «Знаешь, как не хочу тебя посылать? Но надо, братишка, надо... Только сделай все правильно, прошу тебя. Не подставься, они же стрелять будут, боятся они вас. Прятаться не забывай, в лоб не беги.
Как все сделаешь – прячься в воронке, пока не затихнет».

Вот моторы ревут, пошли танки. Пора. Вьюк уже на мне. Мой рыжий меня обнимает вдруг, целует в нос и торопливо бормочет:
«Только уцелей, братуха! Пожалуйста! Я прикрою, как смогу». Вынимает из взрывателя на вьюке предохранительную чеку, всхлипывает, рукавом слезу утирает и припадает к карабину.
А я уже бегу по полю, как он учил – перебежками, прячась, непрямо...

Я вернусь, братишка. Если повезет…
__________________